Прошу вас, не теряйте времени зря…

Бывает так, что в поисках интересных историй я трачу немало времени, а иногда и сил, а бывает так, что некоторые интересные случаи из жизни друзей я узнаю случайно. Но в этот раз у меня всё совсем по-другому. Мой добрый друг Витя позвонил, чтобы огорошить меня интересным предложением.

— Петрович, дело к тебе есть. – Начал Витя после того, как мы поздоровались. – Дядя у меня есть родной, мамин брат. Одинокий он, вот я его и это… Досматриваю… Старику 92, он, конечно, в своем уме, но тяжело ему одному управляться. Вот к себе забрали. Кормим тут, внимание уделяем и развлекаем, как можем…
— Так, а дело какое ко мне? – Решился спросить я, когда Витя как-то слишком затянул создавшуюся паузу.
— Петрович, ты приехать к нам сможешь? Есть у тебя время? – Каким-то смущающимся тоном спросил Витя.
— Историями из жизни дядю твоего поразвлекать? – Серьезно и без иронии спросил я.
— Скорее наоборот… – Как-то неуверенно сказал Витя. – Понимаешь, читали мы ему по очереди всякое разное. Он же видит слабо, сам читать уже не может. Вот я как-то решил твои истории ему почитать. Так оторваться не можем теперь. Точнее, могли бы и оторваться, да дядька Славка не даёт – требует и всё тут. А сегодня ему чуть худо стало. Бывает у него, сам понимаешь, возраст. Так он требовать стал, чтобы ты в гости приехал. Говорит, мол, сам не могу уже, пущай Петрович ко мне приедет. Есть мне ему что рассказать. Боится не успеть…
— За интересной историей я готов хоть и сегодня приехать! – Бодро ответил я.
— Не знаю какую он там из своих многочисленных историй рассказывать будет, но спасибо тебе, Петрович. – Весело ответил Витя. – Уж очень хочется старика уважить… А если еще и тебе не в наклад будет…

Вот так вот условились мы, что приеду я в гости. Но встречу перенесли, ждали пока Вячеславу Игоревичу хоть чуть полегчает. Витя боялся, что разнервничается он еще больше, пока рассказывать будет мне что-то. И вот так, ровно через три дня после того самого разговора, оставил я на день свою летнюю дачную жизнь, и отправился в гости.

Встретили меня чаем и пирогами, как обычно и бывает, когда я приезжаю в гости к Виктору и его семье. А после того, как мы с другом немного пообщались, проводили меня в комнату, выделенную в трёшке Вити для Вячеслава Игоревича.

Я как-то не очень представлял как должен выглядеть Вячеслав Игоревич в свои 92 года, но то, что я увидел, меня точно порадовало. Чисто и опрятно одетый в костюм с голубой рубашкой сухопарый и низенький старичок сидел на стуле у кровати, опираясь обеими руками на металлические ходунки. В комнате еле слышно играло радио и Вячеслав Игоревич в такт музыке барабанил пальцами по перекладинам ходунков.

— Вить, ты? – Спросил старик, глядя на меня, когда я остановился в дверном проёме.
— И я тоже тут. – Где-то у меня из-за спины ответил Витя. – Дядь, я тебе Петровича привел, как ты и просил.
— Здравствуйте, Вячеслав Игоревич. – Поздоровался я и направился к старику, чтобы пожать ему руку.

Вячеслав Игоревич заметно занервничал и старался пристальнее смотреть на меня. Видимо в какой-то момент он смог рассмотреть меня лучше и заулыбался. Пытаясь опереться на ходунки, он хотел встать со стула.

— Сидите, сидите! – Запротестовал я, протягивая руку для приветствия. – Будет знакомы, Иван. Можно просто Ваня.
— А можно и Петрович. – Улыбаясь по-стариковски сказал Вячеслав Игоревич. – Знаю я про тебя, всё знаю. Садись. Радый я что тебя дождался. Всё боялся не успеть. Хочу историю тебе рассказать одну, чтобы ты ее всем рассказал. Пусть на моем примере больше никто ошибок таких не наделает, как я наделал…

Старик снова разнервничался немного, потом попросил воды и, утерев губы клетчатым носовым платочком, начал свой рассказ.

«Знаешь, Ваня, столько лет прожил, столькое пережил… И войну помню и 90-е… Могу тебе рассказать историй больше, чем у тебя есть. Но больше всего хочу рассказать одну – историю о своей жизни… Точнее о любви своей жизни… Ты не подумай, она не просто так! Она поучительная! Может кто-то почитает и поймет… Точно поймет, Вань, точно…

Родился я в аккурат перед новым годом – 30 декабря 30-го года. Говорили, что метель в тот день была такая, что на улицу не выйти. Поговаривали, что кто в метель такую народится, тот всю жизнь метелиться и будет. Не врут, значит, поверия наши народные, ой, не врут… Батя мой, как говорили, до рождения моего не дожил. Кто говорил, что прибило деревом его, а кто поговаривал, что утоп он. Всё одно – не видел я батю своего, а он меня. А мамка была у меня, да не стало. Вроде как, только год мне исполнилось, так и сгинула. На коровники ходила в соседнее село. А это пешком незнамо сколько вёрст. Вот так в один день ушла и не вернулась. И Бог весь где и сгинула по пути. Остался я малой при бабке, а если точнее, то при прабабке своей. А за той, как говорили мне потом, за самой уже, как за дитём уход нужен был. Вот так на утреннюю в церковь пойдет и меня берет с собой. А я в углу сижу и реву всю службу. Было пару раз такое, что и забывала меня потом забрать.

Батюшка наш сельский тогда пожалел меня. А может и бабку мою Матрену он больше пожалел, чтобы со мной не возилась. Забрал меня к себе. А у него к тому моменту у самого мал мала было ребятёшек. Вот так и рос я воспитываемый по слову Божьему. Эх, было сызмальства и баловал. А кто же тогда не баловал? Битый даже был, не без того… Но потом к заутреней вставал, бате своего названному помогал при церкви, матушке названной по хозяйству. Да вот и к грамоте стал приучался. У нас в семье-то все были грамоте учены. Отец настаивал, чтобы Святое Писание читать могли да учились жить по Законам Божьим.

Мал тогда был я, чтобы понимать как там кто к церкви относится, почему и что происходит. Да только однажды ночью матушка побудила нас всех, да и снарядила в дорогу. Сказала, чтобы с дядькой Микулой уезжали. Узелки нам с одёжей собрала, по краюшке хлеба дала, перекрестила на дорогу, да и, заплакавши, проводила. Уже сейчас и не вспомню я где жили до этого. Помню село было, название ягодное какое-то… А названия уже и не помню даже. Ехали мы, как мне казалось, очень долго. Чуть не два дня ехали, пока в городе не оказались. Начал дядька Микула нас кого куда распределять. Старшие те и сами кто куда пристроился, а мне-то десять неполных. А у нас такие были, что и помладше меня.

Вот поселились мы в хате какой-то на окраине. Дядька Микула первые дни самих нас оставлял, а сам искал куда нас кого пристроить. Вот так с двумя старшими потом ушел, а вернулся уже без них. Через какое-то время до меня очередь дошла. А я тогда не понимал, что изо всех самым башковитым был. Вот дядька Микула меня к учителю одному пристроил. Бездетный он с женой был. Вумный шибко. Вот при нем и остался. Жаловаться нечего – и стелили мне мягко, и кормили сытно, но и требовали сполна. И пороли, было дело. За Слово Божье и пороли. Рассказывали, что нету его, Бога нашего. А как же нету, когда есть он, Отец наш небесный!

И как бы там дальше сложилось у нас не знаю, а только война началась. Папка мой новый на фронт пошел. А скоро и похоронку принесли на него. Мамка новая лютовала шибко, на мне злость срывала. А я, хоть и малец, в оборонке работать стал. Тяжелые времена были, для всех тяжелые. Я хоть и мальцом был, а помню всё, и понимал тогда всё. Но не про это я. История не про грусть. Это, если потом решусь, другая история тебе будет. Это я к тому говорю, что впервые там ЕЁ увидел, Клаву. У нас же там без разбору были все – и мальчики и девочки – все наравне работали во имя победы. Работали много и тяжко, иногда до смерти тяжко. Иной раз и голову повернуть некогда было, не то чтобы рассматривать кого-то. А потом после смены только лёг и сразу в сон провалился. Но ЕЁ я заметил сразу.

Вот говорят же, что любви все возрасты покорны. Меня вот стрела Амура этого в 12 с небольшим поразила. Чумазая такая она была, в платьице сереньком, косички две смешные, ленточками сделанными из мешковины, перевязаны. Вот много чего забыл из жизни своей, а ее, Клавочку, помню тогдашнюю, как сейчас было. Умел бы рисовать, так изобразил бы во всех подробностях. А глянулась она мне, потому что улыбалась тогда. Никто у нас ни разу не улыбался, а она улыбалась. Спустя годы я ее спросил как-то, мол, чего улыбалась-то? А она молчит и плечами пожимает, мол не помню такого. А я вот помню.

Смелости набирался я хоть раз подойти к ней. Только соберусь, а ноги, как ватные просто. Вот так только узнал как звать ее – слышал, как ее окликал кто-то. И каждый день мой теперь стал не таким серым. Счастлив я что ли был… Если можно было в такие времена и при таких обстоятельствах о счастье говорить. Даже на мамку новую внимания не обращал, когда она бросалась на меня, как обычно. И так прошло почти 3 месяца. Я так и не узнал где Клавочка живет. Так и не решился подойти к ней. А потом… Потом завод наш разбомбили… Много кто тогда выезжал, я с новой мамкой тоже уехал… Уехал, но дал себе слово вернуться после войны.

Сразу мне этого сделать не удалось. Уже и война закончилась, а никак не вернуться мне было. Вот в чужом городе уже и ремесленное я закончил, а потом и сюда вот засобирался. Приехал, на работу устроился, в общежитии поселился. И пошли будни мои серые рабочие. Не поверишь, Вань, не шла у меня из головы Клавочка. Так интересно было какой она стала теперь… Время-то прошло сколько. Мне уже под 20 лет было, а ей примерно столько же должно быть. Вот с работы шел, а сам на всех встречных девушек засматривался, в глаза им заглядывал. Уверен был, что как бы Клавочка не изменилась, а по глазам узнаю ее точно.

А однажды прямо с работы скорая меня забрала. Нездоровилось мне намедни, а тут как прихватило! С подозрением на аппендицит забрала скорая. А там вроде как у меня и случай какой-то сложный, вроде как лопнул он аппендикс этот. В общем, застрял я в больнице тогда. Уже в палате общей лежал, когда вижу – заходит ОНА. Она на пороге скромно встала с ведром и шваброй в руках. Улыбнулась своей той улыбкой, которую я запомнил, взглядом каждого обвела, кто в палате со мной был, и разрешения попросила убраться. Вань, как же я был счастлив тогда.

Я же себе зарок дал, когда в этот город возвращался – если ЕЁ найду, так робеть больше не стану – сразу подойду! Но, как бы зарок не давал, а именно в тот день всё равно оробел. Молился я тогда на ночь и у Бога просил сил и смелости, чтобы познакомиться. Дал Боженька мне сил только через 3 дня. Там так получилось всё одно к одному. Я в палате один остался, а тут она. Я-то с девушками знакомиться не умел, ни опыта у меня ничего не было. Потому начал, как мог.

— Скажите, а Вас Клава зовут? – Обратился я к девушке, когда та выжимала над ведром тряпку.
— Клава. – Ответила она, кротко улыбаясь и не глядя на меня. – Тут все уже, наверное знают.
— Да я не тут… – Сбивчиво начал я. – Точнее я давно знаю как Вас звать. Много лет уже знаю!
— Это как? – Удивилась Клава, продолжая влажную уборку в палате.

Вот тут и принялся я, как мог, рассказывать ей что видел ее еще тогда там, на заводе, когда война была. Утаил только то, что в душу она мне запала. Рассказывал я и рассказывал уже и не помню что. Клавочка уже и уборку закончила. Села около моей кровати на соседнюю и слушала, слушала. Мне казалось, что какие-то общие воспоминания, пусть даже не о самом приятном периоде нашей жизни, как-то нас сблизили. Клавочка стала заходить ко мне каждый день и каждый раз мы мило беседовали. Я был в восторге от наших встреч и, мне казалось, что Клавочка тоже. То ли время тогда летело как-то быстро, то ли я его не замечал, а выписали меня, как мне показалось, очень быстро.

Причем выписали так, что я даже Клавочке сообщить не успел. Не дождался тогда ее в день выписки. Зато пришел к больнице на следующий день. Как раз к концу ее рабочего дня. Мне показалось, что она очень рада была меня видеть. Я, сам поражаясь своей смелости, вызвался проводить ее до дома.

— Только не прямо до дома. До двора. – Немного смущаясь, сказала тогда Клавочка.
— А что? Батя строгий? Заругает? – Немного шутя выпалил я, но, глядя на реакцию Клавы, сразу же пожалел о своих словах.
— Нету у меня бати… Война забрала… – Как-то особо грустно сказала Клава. – И мамку тоже, прямо вместе с братом.
— Прости… – С искренним чувством сказал я.
— Ничего не поделаешь… – Натягивая грустную улыбку на лицо, продолжила Клава. – Но мне повезло. Я в семье живу. Вон даже в медицинское училище меня определили. Так что мне жаловаться не на что. Правда, пока родными они мне не стали, но не обижают и то хорошо.

Проводил я тогда Клаву быстро. Как ни старались мы идти медленнее, а Клава жила прямо очень близко к больнице. Разрешила она мне иногда приходить и провожать ее. Так я и делал. С работы шел за ней в больницу целых три раза в неделю, а потов возвращался в общежитие и мечтал, как скоро наберусь наглости и смелости и сделаю ей предложение. И так прошел месяц, второй, третий, а потом и полгода с небольшим.

— Я замуж выхожу. – Как-то грустно сказала Клава, когда я в очередной раз пришел ее проводить.
— Как??? Зачем??? – Вырвались у меня вопросы. – То есть, за кого?
— За Витю. – Всхлипнула Клавочка.
— Мне кажется, что не от счастья ты плачешь… – Пытаясь унять ужас в своем голосе, сказал я.

Вот тут Клавочка и рассказал мне, что семья, которая приняла ее, очень дальновидными были. Сын у них есть, инвалид он. Толком никто не знает из врачей что с ним, то ли физически с ним что-то, а то ли с головой. Жить его отправили на природу – к матери Валентины (той женщины, которая к себе Клаву взяла). Изначально они Клаве говорили, что нет у них детей, что были, да не стало. Вот, якобы, как доченьку ее к себе и приняли. А потом оказалось, что в медицинское ее отдали тоже не просто так. Выучили. А тут как раз мама Валентины умерла. Пришло время Витю забирать. А ему и уход особый нужен. Вот и внушили они Клаве, что за всё платить надо, и за доброту их тоже. Поставили перед фактом, что женят Витю на ней, а она с медицинским образованием и добрая такая не бросит его.

Я тогда чуть не заплакал. То ли от обиды, то ли от беспомощности. Я пытался даже предлагать Клавочке бежать куда-нибудь… Вдвоем… Подальше от Валентины и Вити этого. А она сразу в отказ. Так и говорила, мол, они меня после войны подобрали почти на улице, образование дали, не могу я так с ними поступить… Значит, судьба у меня такая. Какое-то время я будто обиженный был. Даже не приходил к Клавочке. Мне казалось, что в последний момент она сбежит из-под венца… Потом казалось, точнее верить хотелось, что в последний момент Валентина эта поймет, что нельзя так с Клавочой поступать… В общем, прошло вот так еще с полгода. Начало мая уже было. Я решил, что пора действовать – нарвал огромную охапку сирени и пошел привычным путем встречать Клавочку. Не дождался я ее в этот день, а потом и в следующий и через день. А потом через сестричек медицинских узнал, что Клава тут больше и не работает.

Пытался под домом ждать, куда провожал я Клаву. Я же видел в какой подъезд она заходила тогда. Сидел на лавочке каждое утро до работы и каждый вечер после работы. А потом меня какая-то из бабушек, живущих на первом этаже, приметила. В один из дней на разговор меня вывела, мол, чего тут сидишь, кого ждешь… А я давай всё про Клавочку расспрашивать. Вот тут и узнал, что замуж ее отдали, да и в деревню сослали с Витей вместе. Не составило труда мне выяснить и в какой деревне теперь Клавочка. Вот только без точного адреса.

Чтобы долго тебя не утомлять прямо всеми подробностями, Ваня, я тебе так скажу. Уже через 2 недели я был в том селе. Уволился с работы на заводе, пошел в колхоз в том селе трудиться. У бабульки одной у Евсеевны, комнатку в доме снимал. Всё сделал, чтобы поближе к Клавочке быть. До того уже узнал где она живет, что в поликлинике местной трудится, а вечерами с Витей своим возится. Не решился я в гости к ней идти. Так подумал, что пусть судьба нам случайную встречу устроит. И устроила…

Встретились в сельмаге мы. Клавочка искренне изумилась, увидев меня, а я постарался по максимуму выдавить из себя удивление. Наплел, что устал в городе, что к земле меня потянуло… В общем, стали мы с тех пор общаться. Сначала, правда, просто якобы случайно встречались на селе где-то, а потом намеренно предложил, мол, давай провожать буду. А Клавочка в отказ сразу, мол, я девушка замужняя, не надо чтобы по селу сплетни ходили. Вот тогда я возьми и предложи ей помощь по дому. Муж твой, мол, вряд ли делает что надо, а я могу и дрова поколоть и так по хозяйству. От этого Клавочка не отказалась. Вот так и стали по пару раз в неделю встречаться – я работу мужскую делал, а Клава меня чаем с выпечкой угощала. Ну, и болтали мы с ней обо всём и ни о чем.

И вот так вот я жил снова рядом с моей Клавочкой аж до своего тридцатилетия. Не подумай, Вань, и другие женщины были рядом, но не трогали они ни глаз мой, ни сердце. То молочницы с фермы глаз на меня ложили, то фельдшерица… А я всё улыбался им и продолжал к Клавочке ходить помогать по хозяйству. Скажу тебе, Вань, и через сплетни мы прошли и через все слухи сельские, но выстояли. В какой-то момент устали бабы сельские о нас судачить и нашли новую тему.

А в тридцатилетие своё позволил я себе лишнего со всех сторон. Мужики колхозные проставиться буквально заставили, ну и подпоили меня. А я до этого человек был не пьющий, причем вообще. Так что мне много и не надо было… Осмелел я, расхрабрился и уже считай за полночь припёрся тогда к Клавочке. Потом говорили мужики, что сами меня туда проводили, так как я не в состоянии был дорогу найти. В любви тогда Клавочке клялся, снова сбежать предлагал… Да и схлопотал от нее пощечину такую, что потом дня три щека болела.

Утром проснулся, башка раскалывается. Потом только к обеду в себя пришел. А к вечеру и мужики пришли колхозные и стали продолжение банкета требовать. Ну, и рассказали мне много интересного – и как к зазнобе своей ходил, и что под окнами кричал, и как на коленях перед ней стоял на пороге и много чего еще. Это потом я подумал, что может что-то и преувеличили, а тогда… Стыдно мне стало ужасно. Не перед мужиками, а перед Клавочкой. Дождался я пока стемнеет, да, чтобы соседи не видели, к ней пошел. Постучался тихонько в окошко комнаты, где она спала (они с Витей в разных комнатах жили). А она окошко открыла, да как увидела, что я пришел, таким взглядом на меня посмотрела, что мне и слов не надо было… Вот так постояли мы, посмотрели друг на друга, а потом Клава молча окно и закрыла.

Я буквально в два дня рассчитался из колхоза. Ничего меня и никто нигде не держал. Вот и решил я со стыда такого уехать куда подальше. На дворе 60-й год был. Во всю шло освоение целины, вот и отправился я в Казахстан. И вот там на целых 15 лет и задержался. Но, ты не подумай, Вань, я ни на день не забывал о Клавочке. Стыд с годами прошел и я тысячи писем ей неотправленных написал с оправданиями и просьбами о прощении. Ни одно так и не решился отправить.

Жил все эти годы в общежитии. И вот собирались мы отмечать Новый год… Наступал 75-й. Мы в комнате с мужиками для смеху ёлку нарядили. Мужики из женского общежития к себе пары пригласили. Один я был, как бирюк. Даже уйти хотел просто погулять, да мужики остановили. Вот так вот в тесноте и отметили мы праздник – трое моих соседей по комнате со своими пассиями и я. А когда часы пробили сколько им положено, все под ёлку кинулись за подарками. Ёлка это название одно – каких-то веток еловых в ведро с песком натыкали мужики – вот тебе и ёлка. Женщины эти в восторге были, что им там мужики положили кто на что горазд.

А потом ко мне обращаются. Мол, иди подарок получай, под ёлкой ждет. Я думал, что смеются мужики – с роду мы друг другу не дарили ничего, а тут… В общем, принудили под ёлку заглянуть, а там в бумаге такой, в какую колбасу раньше заворачивали, что-то завернутое лежит. Еще и серпантином как-то перевязано. Я бумагу эту развернул, а там письмо!

Оказывается, что соседям моим по комнате надоело на страдания мои смотреть, вот они одно из моих писем неотправленных и послали по адресу. Я же каждое письмо и подписывал и в конверт заклеивал, и конверт подписывал… А потом ждал день, два и выбрасывал – духу не хватало отправить. А вот мужики взяли и отправили. Я тогда боялся письмо открывать. Чуть не плакал. Сразу одновременно и радовался, и злился… В коридор вышел, а у самого руки дрожат так, что конверт открыть не могу. А потом вскрыл… Стою читаю, а слёзы рекой льются. На все мои раскаяния и извинения Клавочка ответила аж пятью страницами текста. Писала, что до сих пор мне уезда моего простить не может. Она тогда разобиделась на меня, что пьяный явился… А я-то подумал… Ну, в общем писала, что все годы от меня весточки ждала, переживала, что со мной случилось что-то…

Я чуть не до дыр письмо это зачитывал. О себе, правда, Клавочка ничего не написала толком. Даже не знал, с Витей она живёт своим или как. Неделю решался ответить, а потом всё же написал. Вот так и началась у нас переписка. Я до сих пор письма все храню. Раньше еще и перечитывал, а сейчас вот зрение не то, так мне племянник вон читает… Иногда читает, как попрошу… Спустя 2 года переписки узнал, что Вити, мужа Клавочкиного уже в живых нет, отмучался он.

В общем, переписка у нас шла целых три года. Жила Клавочка там же. Вот однажды решил я сделать ей сюрприз и приехать. Ответил на очередное ее письмо… Так хотелось написать, что приеду, но решил не писать. Решился, пошел отпуск оформлять. А мне не дают. Хотел тогда хоть за свой счёт взять. И снова не дают. А я же уверен был, что у меня судьба решается. Вот и решил насовсем рассчитаться. Отработал положенные 2 недели, купил билет в один конец и помчался в родные края. Дорога дальняя была, но ехал-то к счастью!

Уже по улице шел я той, где Клавочка с Витей жила. И прямо на душе светло. Смотрю, свадьба гуляет где-то. Я прямо духом воспрял! Думаю, скоро и мы с Клавочкой свадебку сыграем, да такую, что всем на зависть. Уж сколько лет ждал я этого момента… Подхожу ближе к дому, где Клавочка жила, а свадьба-то там! Представь, Вань, свадьба там! Я во двор зашел и стою, пытаюсь понять что происходит. Потом вижу – Клавочка во главе стола с каким-то мужиком… Встретились мы с ней глазами… Смотрели пару минут друг на друга… А я потом развернулся и за калитку вышел. Через пару минут и Клавочка вышла.

— Что же ты, Славка делаешь? – С какой-то обидой в голосе, сказала Клава, став рядом со мной и не глядя в глаза. – Зачем приехал… Сейчас?
— Ты не рада? – Тоже не глядя на нее, стараясь говорить как можно более равнодушно, спросил я.
— Я же тебе всё написала! – С какой-то горечью в голосе, сказала Клава.
— Что написала? – Ничего не понимая, спросил я. – Я ничего такого не получал… Я же…
— Написала, что предложение мне сделали. Что замуж я собираюсь. Что, если хочешь, приезжай до свадьбы или больше не пиши, чтобы сердце мне не рвать… – Со слезами на глазах писала Клава.
— Так зачем же ты замуж? Зачем? – Стараясь не повышать голос, но возмущенно спрашивал я.
— Сорок восемь мне, Славочка. А я же еще и нецелованная, и без детей… – Уже не стесняясь слёз говорила Клава. – Витя, муж мой, не мог ничего… А я же не гулящая… А вот его не стало, а мне что делать? Не молодею я, пора подумать кто в старости стакан воды принесет, если что. Тебе писала, что Вити не стало, уже вот сколько лет прошло, а ты никаких шагов не предпринимаешь. Я-то думала, что…
— Неужели не могла прямо написать? – С изумлением спросил я.
— Не могла… – Грустно ответила Клава. – Ты вон тоже в любви признался только пьяным… И то один раз… Трезвым же не смог? А у Васи моего этого дочка есть, считай взрослая уже, ей 12 лет. Вдовый Вася, вот и решила я…
— Клавочка, что же мы наделали??? – Понимая всю серьезность ситуации, спросил я.
— Что наделали – того уже не воротишь… – С обидой в голосе сказала Клава. – Славка, ты не приезжай больше, ладно? Не рви сердце…
— Ты его любишь? – Решился спросить я.
— Славочка, какая любовь может быть… – Стараясь успокоиться от слёз, говорила Клава. – Один раз я любила, один раз люблю, да не сложилось…
— Витю? – Почему-то спросил я.
— Ничего-то ты и не понял, Славочка. Прощай… – Сказала Клава и, утирая слёзы, пошла снова во двор.

Я еще какое-то время стоял в остолбенении. Ни шагу не мог ступить. Как же так письмо не дошло? А? Или дошло и я не дождался? Да чего же я действительно после смерти Вити с места не сорвался и не поехал к Клаве? Вопросов тогда было ой как много.

Ехать было некуда. Денег у меня было хоть отбавляй, потому снял я себе домик в соседней деревне. До пенсии решил там обосноваться, а потом видно будет. Хозяйством занялся даже, кролей развел, в гараж колхозный устроился механиком. Другой бы на моем месте запил, а я молиться стал еще больше. Всё Бога спрашивал, мол, как так получилось-то? Да где же ответы его услышать…

Пару раз вечером в село где Клава жила приезжал, под окнами ее ходил… Да так и не решился на что-то большее. Вот так прошло еще 2 года. Вот и пятьдесят мне исполнилось. Сам я отмечал праздник свой. А что отмечать-то? Каждый день и каждый год без Клавочки становился всё более тяжелым для меня. Были женщины, кто и вместе жить предлагал, так сказать, доживать вместе. А мне, как и прежде, кроме Клавочки никто не нужен был.

Вот так сидел я сам за столом, вспоминал свои 50 прожитых лет и решился написать Клавочке снова. А вдруг ответит. Написал так, чтобы, если что, муж ее ничего не заподозрил. Написал, как друг старый, с которым много лет не виделись. Так написал, что комар носа не подточит. И представляешь, Вань, ответила она мне! Целых 4 страницы написала мелким почерком. Писала, что скучает очень, что увидеться бы хотела, но боится… Предложила переписку продолжать, как было раньше, но только чтобы писал не адресно, а до востребования. И вот так наш роман в письмах продолжался еще 11 лет, аж до 91 года.

Ой, Вань, что только не писали мы друг другу. Понимал я, что несчастлива она с Васей своим. Но сердце-то у нее доброе. Она решила, что бросить его это неправильно будет. Воспитали они дочку, уже и замуж ее отдали, в городе успели квартирку справить, пока перестройка эта не началась… И каждое письмо ее такой нежностью пропитано было. Фотографии друг другу мы слали свои… Хоть и не рядом она была, а счастлив был, что обо мне думает и мне о ней думать позволяет.

А в 91 году резко она перестала писать. Я уже с десяток писем до востребования отправил – никакого ответа. Потом решился к ней домой съездить, боялся не случилось ли чего. Соседи сказали, что выехали они спешно, почти в ночь. Пару чемоданов собрали с мужем и выехали, А куда – никто и не знал. Горе и печаль поселились в моей душе тогда, Вань. Не знать что с Клвочкой, не иметь возможности помочь… Только и мог, что молился… Сам порывался уехать куда-то, а потом останавливало меня что-то… Со временем понял что – адрес. Этот адрес Клавочка мой знает. А если съеду, то куда писать будет? Почему-то я был уверен, что она мне обязательно напишет, точно напишет…

Уже и колхоз наш распался, работы толком не было, да и мне уже за 60 было, как вон тебе, Вань, сейчас. А я всё кролей разводил, курочек на яйца держал и тем и жил. Покупатели уже постоянные были у меня. Вот мыслью о том, что встретимся мы с Клавочкой еще и жил. Год жил, другой, третий… Но надежды не терял. И вот так жил до 2000-го года. Снова День рождения мой, 70 мне. За столом сидели мы с соседскими стариками, прошлое вспоминали… А на следующий день почтальонша наша приносит мне письмо. Думал от Клавочки, а нет – фамилия незнакомая какая-то…

Вскрываю, читаю и сначала понять ничего не могу – кто пишет-то? А потом понял – это дочка Клавочкина приемная. Ну, того мужа второго дочка. И пишет она, что Клавочка в больнице, с сердцем там что-то. Что чуть не при смерти и просила вот падчерицу письмо мне написать… На удачу… Вдруг я еще жив и вдруг еще там же живу. Мол, с Днем рождения Клавочка меня поздравляет, с юбилеем… И, если могу я, то чтобы приехал. А если не могу, то чтобы хоть ответил.

Я уже на следующий день на остановке стоял, чтобы в город ехать. Одел лучшее, что было у меня, цветов купил, тушку кроля на гостинец взял и яиц три десятка, своих, домашних…

Клавочка не в больнице, а уже дома была. Оказалось, что в город она перебралась. Дочка приемная за ней ухаживала. Клавочка слабая была сильно, почти не вставала. Вот и рассказала как с мужем бежать пришлось, потому что натворил он что-то там, кому не надо дорогу перешел. Как хотела написать, да боялась, что найдут их. Как уехали они далеко-далеко… Как мужа похоронила и сюда вот возвращалась, чтобы хоть к дочке, пусть и не родной, ближе быть… Рассказывала и плакала, нервничала… Давление поднималось… А я за руку ее держал и тоже плакал… Падчерица ее одних нас оставила… Потом узнал, что в курсе она была, что любовь у нас с Клавочкой давняя. Но благодарна была Клаве, что отца не бросила и что ее воспитала, как дочь…

Меня в гостях оставили на 2 дня, а потом я домой засобирался. У меня же хозяйство там… А Клавочка молить стала, мол, не уезжай, умру я… Хочу хоть напоследок побыть с тобой… Я обещался всего на пару дней домой, хоть хозяйство распродать, жалко же… А сам молился только – благодарил Бога, что встречу нам подарил, что вместе дал побыть…

Распродал я хозяйство свое и хату тоже и отправился к Клавочке. Ей через 2 месяца лучше стало, вставать начала, расхаживаться. Вот тут я времени терять не стал – сделал ей предложение! Она так смеялась сильно! Мол, куда мне уже женихаться? А я так и сказал, мол, итак я долго ждал момента, хватит ждать! Столько времени зря потерял… А Клавочка хоть и смеялась, но согласилась. Вот так мы на склоне лет и поженились с ней… Падчерица ее Карина, как дочка нам была. И меня приняла и я в ней души не чаял…

Всё она заграницу хотела, работать ее звали туда. Да нас, стариков двух, бросать боялась. Уговорили мы ее, и уехала. И вот вообще вдвоем мы остались с Клавочкой. И наглядеться дуг другом не могли и наговориться. Даже спать боялись – чтобы время не тратить друг без друга. Представляешь, Вань, в 71 я впервые мужем стал! Дождался любимую свою! Каждый день у нас был в счастье. Болели, конечно, по-стариковски – то Клавочка, то я, но мы друг за другом следком всегда ходили, поддерживали…

А спустя пять лет меня родичи нашли… Ну, как родичи? Священниковой семьи потомки – получается племянники мои, хоть и не родные. Уж как нашли, да кто его знает. Только я и младшие живы сейчас, старшие-то уже к Боженьке отправились. Вот Витя, племянник мой, организовал поиски и отыскал всех по родне, и меня заодно. Я сказал, что вроде как не родной я, а он всё о своем талдычит – родной и всё тут. Вот так на склоне лет обзавёлся я не только женой, но и семьей.

Спасибо Боженьке, что в светлом уме мы были – и я и Клавочка… Она до последнего в уме своем была… Перед сном рассказывала, что на завтра приготовит мне… А утром просто не проснулась. Говорят, что такую смерть лёгкую заслужить надо. Так и заслужила Клавочка! Сначала с калекой этим прожила и верной была, до последнего выхаживала, потом со вторым вдовым… А как медсестра сколько всего хорошего сделала?! Заслужила, Вань, заслужила… Два года назад это было. Три недели она до девяностолетия моего не дожила.

А я без нее прямо сдавать стал… Ни для чего и ни для кого мне жить теперь. С полгода страдал сильно – только молитвами жил. А потом вот глаза совсем стали изменять мне. Я же и сейчас почти ничего не вижу уже. Вот Витенька и решился забрать меня к себе. Я, конечно, обузой не хочу быть, а он и слушать не хочет – всё хлопочет надо мной, как над вазой расписной…»

— И ничего ты не обуза, дядь! – Послышался обиженный голос Вити из соседней комнаты. – Прямо обижаешь, дядь!
— Вить, да я же не со зла, сам знаешь! – Стараясь говорить громче, виноватым голосом сказал Вячеслав Игоревич. – Я же всё понимаю, Вить. Благодарен тебе очень. Что бы я без тебя и делал?
— Да, Виктор у Вас что надо! – Довольно сказал я, зная, что Витя мировой мужик.
— Так вот что я тебе хотел наказать, Вань… – Обращаясь уже ко мне, сказал Вячеслав Игоревич. – Ты когда мою историю рассказывать будешь, ты попроси всех, кто читать будет, чтобы не теряли времени зря. Так и напиши, что прошу я лично всех, не тратить время жизни зря, особенно когда речь идет о большой любви. Понимаешь? Вон я сколько лет потратил… А могли бы с Клавой и деток своих поняньчить, и внуков и потом и правнуков…
— Ну, могло бы всё и хуже закончиться… – Чтобы поддержать разговор, сказал я.
— Счастливый ты, Вань, что не понимаешь… Не понимаешь, что итак закончилось не очень хорошо… Хотя, ты прав – могло быть и еще хуже… Мог бы и не увидеться и не дожить с Клавочкой… – Как-то грустно сказал Вячеслав Игоревич.
— Я обязательно дам такой наказ всем читателям! – Честно пообещал я.

После этого нас позвали попить чаю. А Вячеслав Игоревич пригласил меня еще раз в гости. Сказал, что к следующему разу в мою коллекцию кроме этой истории о любви приготовит что-то еще интересное. И, что-то мне подсказывает, что ему точно есть что рассказать интересного для меня и для вас.

***

Как и обещал я Вячеславу Игоревичу, даю наказ каждому из вас – не теряйте времени зря. Никто не знает как сложится жизнь и как повернется судьба. Уж лучше, как говорится, жалеть о содеянном, чем о том, чего не смог, побоялся или по какой-то другой причине не сделал. Может быть именно сейчас кто-то ждет от вас правильных слов и решительных действий. Не упустите свой шанс круто и к лучшему изменить свою судьбу. Прошу вас, не теряйте времени зря!

История из личной коллекции Петровича на istorii-petrovicha.ru.